Бессмертники — цветы вечности - Роберт Паль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Уфу он прибыл часов в пять вечера. Смешавшись с толпой пассажиров, вышел на привокзальную площадь, не торгуясь, взял извозчика и через час знакомой дорогой подошел к дому Калининых на Средне-Волновой. Было уже довольно темно, но открывшая ему Егоровна без труда признала в нем своего дорогого «племянника» и вся засветилась от радости.
— Ну вот, слава богу, еще раз свидеться довелось! Правда, Шурик мой сказывал, что все в тот раз получилось хорошо, а все-таки волновалась… — И лукаво прищурилась: — «Невеста»-то как, жива-здорова? При тебе?
Он благодарно обнял старушку.
— Спасибо, Александра Егоровна, все получилось еще лучше, чем ожидалось. И с дорогой, и с «невестой». По гроб перед вами в долгу.
— О гробе не говори. Я, старуха, и то о нем не думаю. А вам, молодым, еще жить да жить!
— А Шура где? Мне его так повидать хотелось, — опасаясь, что может не застать Александра Калинина, спросил он.
— Шурик здесь, в городе. К знакомому аптекарю пошел.
— За лекарствами? Болеете?
— За такими лекарствами, от которых в один момент душа в рай улетает…
Оказывается, Калинин искал цианистый калий. Недавно состоялся суд над большой группой эсеров-боевиков. Одних приговорили к длительным каторжным работам, других — к «вешалке», вот и решились ребята испортить палачам праздник — принять мгновенно действующий яд и отравиться. Передали просьбу своим товарищам на волю, а те яда не нашли. Обратились за помощью к боевикам-эсдекам. «Вот Шурик и ищет…»
Александр пришел с одним из своих многочисленных друзей — Виктором Галановым. Вместе посидели за чаем, поговорили и принялись рассыпать добытый порошок по пакетам. Увидев это, Александра Егоровна набросилась на них с неожиданной для нее суровостью.
— Что вы делаете, несмышленыши? Разве можно с этим товаром так-то? Надышитесь и на тот свет: не мука́ ведь!
Она сердито отстранила всех и принялась за дело сама.
— А как же вы, Александра Егоровна?
— Я старая. Если помру, вы останетесь. А вот что я буду делать без вас?
Как всегда, вышли в баньку покурить.
— Плохо у товарищей-эсеров с нервами, если на такое решились — сказал Литвинцев. — Настоящий революционер и умереть должен по-настоящему — гордо и смело.
— Ну, не скажи, Петро, — загорячился Калинин. — Чтобы отважиться на такой шаг, тоже нужно быть очень сильным.
— Или наоборот, очень слабым, разуверившимся в своем деле!
— Легко судить со стороны… Я бы, пожалуй… — и замолчал.
— Истинный революционер не должен бояться такой мелочи. Уж если отдал всю свою жизнь борьбе, то чего же еще бояться смерти? Смерть революционера тоже принадлежит революции.
— Смерть, смерть!.. А жить-то как охота! Ведь мы еще, по сути, и не жили еще… Что видели?..
— Много видели, Шура, много. И жили хорошо: правильно.
— Может быть… Но каково-то сейчас нашим товарищам?
Здесь он узнал об аресте Гузакова, о провале бомбистской, об аресте в Питере Эразма Кадомцева.
— Другие скрылись за границу, — вздохнул Калинин, — а оттуда друзьям не поможешь — далеко. А ведь всех их — и Гузакова, и Артамонова, и Густомесова ждет виселица… Страшно подумать!
— Да, страшно, — помрачнел Петр. — Неужто ничего придумать нельзя?
— А что придумаешь, если дружина распущена, оружие спрятано, руководителей нет.
— Иван Кадомцев тоже за границей?
— И он, и Володя Алексеев, и многие другие…
— А много наших еще на свободе? Собрать можно?
— Ребята есть, и собрать можно, а что?
— Вот дело свое сделаю, вернусь, тогда поговорим конкретнее. Не верю, что так-таки ничего нельзя сделать. Помните, как одного симца из тюремной больницы выкрали? Помните. Вот то-то же.
— Неужто вернешься, Петро?
— Вернусь, если поможете. Сейчас мне нужно оружие, братишки. Ну, хоть десяток «добрых молодцев» и столько же македонок. Как?
Калинин и Галанов переглянулись.
— Нет, столько обещать не можем. А маузеров вообще нет…
Через несколько дней они провожали его на поезд. На улице еще не рассеялись утренние сумерки, когда они спустились с горы к вокзалу. Здесь он их остановил.
— Дальше я один… Спасибо за помощь… Ждите..
Скорый поезд № 1 уходил на Самару в 11-38 утра. Литвинцев выбрал именно этот поезд, чтобы, прибыв в Самару ночью, ночью же пересесть на свой, саратовский. А уж из Уфы он как-нибудь да выберется. Здесь его, пожалуй, уже не ищут.
Не останавливаясь на мелких станциях, скорый мчался на запад. Литвинцев сидел у окна, невесело смотрел на плывущий вслед поезду белый простор и все никак не мог освободиться от ощущения, что за ним следят. Впервые он заметил это, когда в вагоне проверяли билеты. Обычно этим формальным делом занимался один кондуктор, а тут по вагону вместе с ним двигалась целая толпа рослых крепких мужиков, одетых кто в железнодорожные шинели, кто в штатские ватники и пальто. Из-под одного такого пальто на миг показался уголок полицейского кителя… Или это ему лишь показалось? Но люди эти не прошли вместе с кондуктором в другой вагон, а расположились поблизости, обстреливая его оттуда очень уж заинтересованными взглядами. Почему?
Нестерпимо захотелось курить. Засунув корзину подальше под лавку, он демонстративно вытащил папиросы, спички и направился в тамбур. Одновременно с ним поднялись и двое в железнодорожном. Курили вместе, в одном тамбуре, не глядя друг на друга. В вагон опять вернулись вместе.
Теперь он был почти уверен, что это переодетые полицейские и что он у них на крючке. Где и когда они подцепили его? В городе или уже на станции? И почему не пытаются взять? Скорее всего выжидают благоприятного момента, чтобы обойтись без жертв. Значит, знают, что вооружен. Может быть, знают и о содержимом корзины… Кто же его предает, вот уже второй раз?..
Литвинцев смотрел в окно. За ним, подступая к самому полотну, тянулся заснеженный зимний лес. Если бы было лето!.. Ах, если бы было лето!.. Летом он долго не раздумывал бы, а что делать одному в лесных январских сугробах? Замерзать?
На подходе к станция Раевка на руках у соседки раскричался грудной ребенок. Воспользовавшись этим, Литвинцев вытащил свою корзину и, сказав, что поищет места поспокойнее, двинулся по вагону. «Если в Раевке поезд остановится, сойду, — решил он. — Ну а окажись мои опасения напрасными, успею вскочить в какой-нибудь вагон и дальше поеду уже спокойно…»
Но нет, опасения его не зряшны. Вон как дружно поднялись со своих мест его переодетые опекуны! Он — в тамбур и они за ним, он — в соседний вагон, и они туда же. Он сел, и они принялись рассаживаться, не упуская его из виду.
Поезд подошел к станции. Постоял положенное ему время и двинулся дальше. И тут Литвинцев рванулся к двери, растолкал стоявших в тамбуре пассажиров и, прижав к груди корзину, выбросился из вагона в сугроб. Поезд уже набрал значительную скорость, однако прыжок оказался удачным, бомбы в корзине выдержали удар, и он, вскочив, побежал назад, к станции. Прежде всего нужно дать телеграмму Варе, чтобы успела избавиться от хранящегося дома оружия. Пока его преследователи остановят поезд, он успеет это сделать, и тогда уж будет видно, как решать свою собственную судьбу.
Вот и контора станционного телеграфа. Поставив корзину у ног, Литвинцев взял бланк, стремительно заполнил его и протянул телеграфисту.
— Прошу немедленно, самым срочным образом! Я доплачу!
Телеграфист принял бланк, позевывая, пересчитал слова и сказал сумму оплаты. Литвинцев сунул в окошечко деньги и еще раз настойчиво попросил:
— Передайте прямо сейчас. Это для меня очень важно. Вот вам на водку.
Телеграфист что-то проворчал, но тут же сел к аппарату и начал передавать, шепча слова текста:
«Саратов, Царевская улица, дом 87, квартира 2… Симоновой Варваре. Связи задержкой начальством прибыть не могу… Подумай о своем здоровье… Прощально целую… Василий Козлов…»
Теперь можно было подумать и о себе. А поезд уже остановлен. Рассыпавшись цепью, переодетые жандармы и полицейские окружали здание вокзала. Литвинцев метнулся в одну сторону, в другую и остановился на виду у всех посреди широкой, замусоренной конским навозом привокзальной площади.
Бежать бессмысленно: пули летят быстрее. Да и куда бежать? Теперь главное — не даться живым…
Решение пришло само собой. У него есть оружие. В корзине ждут своего часа четыре бомбы. Одного выстрела хватит, чтобы таящаяся в них сила мгновенно вырвалась наружу и разметала все вокруг.
Поставив корзину на снег, он вытащил пистолет и стал ждать, когда кольцо окружения сожмется вокруг него. Видя, что он вооружен, враги его придержали шаг.
— Не стрелять! Брать живым! — кричал из-за их спин толстый верзила с распаренным красным лицом, должно быть, какой-нибудь урядник.